2В-26

[Кумыс на дне]

26. АУ. Юра член организации "Врачи без границ", отправленный в одну из горячих точек. Работать приходится под защитой военной группы, которой руководит Отабек. Сложные ситуации, ранения, резкий бесстрашный Юра, сам получивший ранение, но пытающийся спасти других.

@темы: второй тур, мини-фест, выполненные, юрий плисецкий, отабек алтын, кумыс

Comments

[анон под кумысом]

866 слов

Юра смотрит на рассвет и прикуривает. Наконец-то можно, а то не хочется, знаете ли, стать добычей снайпера из-за дозы никотина. Плисецкий дымит с наслаждением. Вдыхает носом свежий прохладный утренний воздух. Озеро спокойное и блестит под первыми лучами солнца.
— Мне казалось, врачи не курят, — за спиной Юры раздаётся тихий голос Алтына.
— Курят, капитан, ещё и пьют, — хмыкает Плисецкий, не оборачиваясь, жадно затягивается, разве что глаза не прикрывает от удовольствия.
— А как же ЗОЖ? Кто, если не вы? — не то, чтобы Алтын слишком серьезен, да и не водилось за ним привычки поучать равного себе, того, кого уважает, кем даже в тайне восхищается — военные врачи круче, чем сами вояки, они под пули, а потом эти же пули из кровоточащего разорванного мяса вытаскивают. Отчаянные и бесстрашные, как будто бессмертные. Как будто чужие жизни для них важнее своих, как будто их матери дома не ждут…
— Говорят, что пить не в моде. В моде щас, какой-то ЗОЖ. Я скажу вам при народе. ЗОЖ — это вообще пиздёж*, — очень выразительно заключает Плисецкий. Отабек сдержанно улыбается, выходит из-за спины Юры и протягивает руку.
— Давно не виделись, капитан, — Плисецкий ловко перехватывает сигарету пальцами левой руки и отвечает на крепкое рукопожатие.
— Давно. Три года прошло. И вот снова встретились.
— Лучше бы не встречались, — Алтын понимает, что имеет в виду Плисецкий. Плисецкий знает, что Отабек его слова поймёт правильно.
— Лучше бы не тут, Юрий — Юра согласно кивает и не порывается переубеждать Алтына, чтобы он к нему на «ты». Три года назад проходили, не вышло. Да и хрен с ним, какая к чёрту разница, удобно ему так — пусть так. Юре только по началу неловко было, ведь он младше, ниже ростом, в весе уступает значительно. Потом привык и понял, что не в возрасте, росте и весе дело. Таким образом Алтын выказывал своё уважение к профессии, к тому, что не в белом халате по чистым коридорам ходил, не в уютном кабинете важным пациентам рецептики штамповал, а в горящие дома не трусил за простыми людьми бежать, в полевых условиях и антисанитарии умудрялся жизни спасать, умел успокоить, подбирая нужные слова для каждого, кто попадал в его руки.
Отабек чиркает спичкой и тоже закуривает. Плисецкий хохочет и бросает безобидное: «ЗОЖник». Закуривает вторую, когда ещё сможет. Через час-два в самый эпицентр. Там не до успокоения нервов, там вообще ни до чего, кроме ожидания и клокочущего в горле страха.
— Юра, давно хотел спросить. Можно?
— Валяй, кэп, — Юра почему-то думает, что о болезнях будет спрашивать. Тяжёлых. Неизлечимых. Смертельных. А Плисецкий сможет ответить только то, что из теории почерпнул. На практике ему не доводилось встречаться со смертельными болезнями, только со смертельными ранениями. Когда хочется орать в небо «Бог, ты что, ослеп?!», зажимая узкой ладонью разорванный осколком мины живот солдата, пацана младше Юры. И со стеклянными глазами врать о том, что всё будет хорошо, зная, что жить ему осталось не больше двух минут. Плисецкий ни дня не провёл в больнице. Уже семь лет мотается по горячим точкам и заканчивать не собирается. Скучал и волновался за деда, но знал, что единственный человек, которого он любит, до безумия гордится им. Правильно воспитал внука.
— Почему вы не работаете в хорошей клинике, в безопасности, почему отказались от нормальной жизни, посвятили себя всему этому? — Алтын неопределённо взмахнул рукой.
— Дурацкие вопросы, задаёшь, капитан. У себя спроси тоже самое, а? Поймёшь, — Юра смотрит на Отабека серьёзно, нахмурившись. — Ещё скажи, что я на бабу похож, поэтому должен тих-мирно сопеть в две дырки и по клубам с коллегами. Заебали по внешности судить, — шипит Плисецкий и перетягивает пшеничного цвета волосы тугой резинкой.
— Извините, Юра, я не хотел обидеть. И совсем не имел в виду то, о чём вы сказали. Просто мне кажется, у вас предназначение жизни спасать в экстремальных условиях. У вас глаза воина, — Плисецкий вскидывает взгляд и отворачивается, заливаясь румянцем. До чего странный этот Алтын.
— А ты-то чего закурил? Три года назад не замечал за тобой, — Юра переводит тему и закуривает третью.
— Нервы сдали, — отвечает Алтын, а перед глазами проносятся события трёхлетней давности, как не удержал раненого в плечо Плисецкого, совершенно бездумно ринувшегося под перекрёстную перестрелку, когда заметил на другой стороне дороги лежащего мальчика. Алтын сжимал Юру за плечи и тряс, пытаясь воззвать к разуму врача, орал «ему уже не помочь!». Конечно же, на самом деле не зная, жив мальчонка или нет. Он просто смертельно боялся за жизнь Юры. Не простил бы себя, если бы с ним… Тогда Юра посмотрел на него так, что стало стыдно за страх, пусть и не за свою жизнь, пусть за его, но всё равно — стыдно. Нельзя на войне бояться. И бросился за вырвавшимся Плисецким, прикрывая его автоматной очередью. Юра оттащил мальчика за дом. Того, как болело плечо, он не чувствовал. Шок. Адреналин. Плевать, даже если крови больше, чем надо потеряет. Перельют. Мальчишка был жив. Юра осмотрел его, пугали синяки на животе. Мальчик открыл глаза, Юра спросил «где болит?», отчаянно надеясь, что нет внутреннего кровотечения и разрывов внутренних органов. «Только голова кружится». Юра быстро стёр слёзы облегчения с лица. Привалился спиной к холодной стене, поглаживая мягкие смоляного цвета волосы пацанёнка. Отабек не выдержал и, отвернувшись заплакал. Беззвучно. Если бы не Юра, мальчика бы застрелили. Наверняка.
После этого они не разговаривали. Юра не мог простить Алтына, а капитан сдулся под грузом вины. Юра встречи не ждал, Отабек не надеялся.
— Ну вот, а ты про какой-то мифический ЗОЖ втираешь, — улыбнулся Плисецкий. — Куда там, сплошные нервы.
•* - строчка из песни «ЗОЖ» группы «Ленинград»

[freir]

Господи
Хочу макси.

Это прекрасно. Спасибо

[Kaly]

Как здорово!
Очень вхарактерная аушка получилась

[Gulch]

охх...

[Retnara]

Да, это заслуживает макси. Как написано, как написано... Берет и дергает за живое. Автор, исполнение на двадцать из десяти.

[doa.]

Ох ты ж боже мой, автор, это даже лучше, чем было у меня в голове. Какой шикарный Юра.
Было бы шикарно, если бы вы решили превратить этот мини в полноценный миди или больше)

Заказчик

[Рики_]

Да, продолжение напрашивается) Автор,

[a girl. a liar.]

Автор, пожалуйста, ещё

Аж мурашки по коже

[анон под кумысом]

freir, Kaly, Gulch, Retnara, Рики_, a girl. a liar., ребят, огромное спасибо за высокую оценку этой почеркушки, мне очень-очень приятно. Ваши эмоции Так приятно, что и проду для вас не зажму. Конечно не макси, даже не миди, но что-то да будет))

doa., автор счастлив, что заказчик довлен Вам спасибо за вдохновляющую заявку

[doa.]

Конечно не макси, даже не миди, но что-то да будет))

обязательно дайте ссылку! или лучше выложите здесь!

[Laise]

В свое время настолько же яркую потенциально историю по хоббиту читала. Роскошный макс может быть, просто очешуенный, не прибедняйтесь, автор. И автору заявки отдрльный респектище. Очень крутая идея. И стремная. У меня сестра на бис к мысли податься к врачам без границ вернулась.

[анон под кумысом]

Laise, спасибо! но автор не прибедняется, просто адекватно оцениваю свои возможности и способности

У меня сестра на бис к мысли податься к врачам без границ вернулась.

у сторонних наблюдателей такие мысли и решения вызывают уважение и восхищение, а вот у родственников, наверное, всё тоже самое плюс огромное волнение за роднулю

[Laise]

Автор, если честно - панику, граничащую с истерикой. Потому что одно дело когда врач это мужчина, который в общем может за себя постоять, другое - женщина, которая до 55 кг не дотягивает, мелкая и хрупкая.

Пы.Сы. Таланту вам не занимать.

[анон под кумысом]

автор нацарапал продолжение, как смог

— Дед дразнит меня кошачьей мамкой, я по детству бесился, какая я мамка, если я папка, — Юра тихо смеётся, прижимая к себе кота, который учуял человечий дух и явился из полуразрушенного посёлка в лес. — Ручной, домашний, не может без людей, — констатирует Плисецкий со знанием дела.
— Кошка гуляет сама по себе, разве нет? — Отабек сидит рядом с Юрой, привалившись спиной к стволу дерева, и смотрит на звёздное небо. Спать не получается, да и не принято, когда в любую минуту возможно нападение. Сегодня был на удивление спокойный день. Посёлок оказался пустым, люди были эвакуированы. Но приказа отступать не поступало. Отряд капитана Алтынаа разбил палаточный лагерь из семи палаток, в одной из которых расположились врачи. С Юрой было ещё двое. Знакомый Отабеку с давних пор Яков Давыдович Фельцман и тёмная лошадка в лице слишком улыбчивого Виктора Никифорова.
— Не гуляет, жрать охота и за ухом, чтобы почесали. Всё это бабушкины сказки про независимых и сильных кошек, — фыркает Юра не без улыбки.
Алтын боится того, как хорошо ему рядом с этим ироничным отважным парнем. Парень. Он не знает, сколько Плисецкому лет. Около тридцати, наверное, но выглядит он на восемнадцать. Вечно молодой. У Отабека холодеет спина от этого сравнения, так называют солдатиков, которые погибают раньше, чем успевают своих детей понянчить. Больше Алтын так о Юре не думает. Просто отличные гены; наверное, и родители его такие же красивые и молодые. О родне он спрашивать стесняется. Личное. А Юра не любит, когда ему в душу лезут. Говорит про деда, этого должно быть достаточно. Хотя, на уровне подсознания, капитан понимает, что только дед у Плисецкого и остался. А жена? А от жён врачи на войну не уходят по собственному желанию. Юра москвич. Отабек тоже останавливается в столице, когда не воюет. Можно было бы пересечься.
— Юра, как ваше плечо? — тихо спрашивает Алтын.
— Как новое, кэп, — вспоминать тот момент Плисецкий не хочет, чтобы не злится на хорошего человека, ошибки допускают все. Но цена ошибки Алтына могла быть слишком высока. Бесценная жизнь человека. Ребёнка. Юра считает до десяти и шумно протяжно вдыхает через нос, крепче прижимая к животу тёплого кота. Пушистая урчащая печка. — Курить хочется.
— Нельзя.
— Капитан очевидность, — Алтын наверняка знает, что Юра сейчас улыбается. Увидеть бы. А внутри разрастается тревожное предчувствие. Слишком спокойно всё. Не бывает так. Словно затишье перед бурей.
— Юра, оружие при вас?
— Нет, кэп, проебал днём в посёлке, теперь вот безоружный и беззащитный.
— Не смешно, — серьёзно говорит Алтын, понимая, что это шутка. Дурацкая, но шутка. В стиле доктора Плисецкого.
— Да при мне, при мне. Не будь таким серьёзным, капитан. Всё ж хорошо. Сидим тут под дубом вековым, хуи пинаем, как будто на шашлычок с ночевкой выбрались, — Алтын слушает Юру вполуха. Вглядывается в темноту перед собой, сосредотачивается на звуках. В лесу тихо, только голоса ночных птиц иногда оживляют задремавшую природу. Надо бы проверить часовых у дороги на границе леса и посёлка. Но Отабек не хочет оставлять Юру. Боится за него. Беззащитный. Пошутил дурак, а у капитана душа из-за этого не на месте. Он ведь и правда уязвим, как и все они сейчас. Но солдаты обучены реагировать быстро. А врачи? И толку, что умеют стрелять?
— Юра, идите в палатку.
— Не понял, — возмущённо шепчет Плисецкий, поворачивая голову к Алтыну.
— Я проверю часовых, вам нельзя одному оставаться. Идите в палатку, — почти умоляюще, но твёрдо повторяет капитан. — Пожалуйста, Юра.
— Ладно, — Плисецкий всегда был бесстрашным задирой. Не боялся ни Бога ни чёрта, а только праведного гнева своего деда. Поэтому и ерепенится сейчас, бесится от того, что Алтын так печётся о нём, словно о несмышлёныше каком-то.
— Спасибо, Юра, — поднимаясь с земли, говорит Алтын и вовремя одёргивает себя и руку, которую тянул к Плисецкому, чтобы помочь ему подняться.
— Ой, всё. Иди уже, — Отабек кивает, вешает на плечо «Калаш» и уходит. Юра смотрит ему вслед, хотя темнота скрывает Алтына моментально, рассмотреть что-то на расстоянии вытянутой руки — невозможно.
Никифоров и Яков тихо переговариваются лёжа поверх спальных мешков. Ничего не говоря, Плисецкий укладывается на своё место спиной к коллегам. Кот послушно вытягивается вдоль тела нового хозяина, продолжая исполнять роль грелки. Юра закрывает глаза и думает о капитане: попёрся в ночь глухую в дебри эти, дурак, лучше бы остался со мной сидеть, тихо ведь всё, нафига часовых пасти, что они, дети малые, не отражают разве ответственности своей. Но, конечно, Плисецкий всё понимает, и то зачем попёрся, и то почему часовых всё же надо пасти. Привычка юности тревожной — придираться буквально ко всему, оспаривать, не принимать, отторгать и непременно гнуть свою линию.
— Юрочка-а, не время заводить роман, — елейный голос Никифорова противно расползается в ограниченном пространстве палатки. Юра совершенно здраво игнорирует выпад Виктора, ему только ответь, словесный батлл до утра будет продолжаться, пока у обоих языки не отсохнут.
— Да отстань ты от него, Витя, — шикает Фельцман, и Никифоров замолкает. Правда, через минуту снова что-то говорит, но обращается к Якову.

[анон под кумысом]

продолжение продолжения

Тревожная дрёма окутывает медленно. Плисецкий иногда лениво открывает глаза, видя перед собой густую темноту. Веки тяжелеют. Он не замечает, как засыпает под тихие убаюкивающие разговоры коллег. В отрывистом сне видит деда на кухне. Он ловко стряпает пирожки и рассказывает внуку о чём-то очень добром и светлом. Они смеются. Юра смотрит на себя со стороны, он ещё тот ершистый подросток, который искренне смеётся и является самим собой только рядом с дедушкой Колей. Смех резко затихает, словно звук выключили, только картинка остаётся, они с дедом с открытыми растянутыми ртами и узкими щёлками глаз.
— Стреляют, Юрочка, попробуй пирожок.
— Что.?
— Плисецкий, мать твою, просыпайся!!!
— Деда…
Его бьют по щекам, и Юра, наконец, открывает глаза. Подпрыгивает на ноги, трогает кобуру с выданным Отабеком «Макаровым», проверяя на месте ли. Сгибается, чтобы вывалится из палатки. За шиворот его ловит ручища Фельцмана.
— Куда, идиот, подстрелят же! — Яков толкает Юру на землю. Но стреляют не тут, дальше. Суки дождались рассвета и ломанулись из укрытий. Юра оглядывается по сторонам.
— Никифоров где? — он почти кричит, бесится от того, что Фельцман цыркается с ним, как с медсестричкой.
— Там! И я пойду, а ты носа, чтобы не высовывал!
— Заебали беречь! — рычит Юра и, подрываясь, отталкивает Якова, всё же вырываясь из палатки. Вокруг никого, пустота. Где-то там слышны крики. Вот только где? Юра впервые теряется и не знает, в какую сторону бежать, выстрелы раздаются отзеркаленным эхом. — Блядь, блядь, бля-аадь!
Но никуда бежать не приходится. Через мгновение из лесной гущи появляется один из часовых. Плисецкий не знает солдата по имени, просто видел, как Алтын отправлял его вчера. Он тянет на себе Отабека, перекинув его руку через плечо. Юра бросается к ним и, не контролируя себя, орёт на солдата:
— Положить!! Аккуратно! — капитан в полуобморочном состоянии, но ещё в сознании.
— Куда его?
— Не знаю, не видел, — у парня глаза огромные, испуганные, голос дрожит. — Я нашёл его, спросил, может ли идти, он кивнул. Поэтому я его вот так …на плече.
— Ла-аадно, ладно, хорошо, молодец, — говорит Юра, глядя на бледного Алтына. Осматривает голову. Крови нет совсем. Задирает на нём неплотно прилегающую камуфляжную куртку и чёрную футболку под ней. Живот чистый, ощупывает ледяными руками рёбра. При этом бросает взгляд ниже. Зелёные штаны в крови. Рёбра целые. Быстро щупает пульс. Юра суетится, волнуется, как никогда. Садится у ноги Отабека.
— Ссука прямо в колено, — Плисецкий бьёт кулаком по земле, знает, сколько проблем бывает с такими повреждениями. — Навылет. Значит раздробила.
— Юра, — слабый голос заставляет его повернуть голову.
— Здарова, капитан, жить будешь, — Юры затравленно улыбается и смотрит, как Отабек закрывает глаза.

***
На территории госпиталя приторно пахнет облепихой и свежескошенной травой. На лавочках сидят пациенты с посетителями. По двору наставлено немало лавчонок, вояк не заставишь торчать в душных палатах, как только поднимаются на ноги — сразу во двор, за свежим воздухом и надеждой на скорейшее выздоровление. Юра медленно идёт по дорожке, мельком рассматривает лица мужчин. Он почти подходит к крыльцу, когда во взгляде мелькает узнавание. Плисецкий сворачивает и, пройдя ещё метров сто, останавливается.
— Здравия желаю, — солнце бьёт по глазам, Юра улыбается и, щурясь, смотрит на похудевшее лицо Отабека.
— Юрий… Юра, здравствуйте, — Плисецкий одет в узкие чёрные джинсы и футболку с тигром, длинные волосы треплет тёплый ветерок, и выглядит он уже даже не на восемнадцать, а на пятнадцать. Отабек отмирает и спрашивает: — Юра, сколько вам лет?
— Бля, кэп, тебе вроде не башку прострелили, что за вопросы? — Плисецкий совсем не так представлял эту встречу. Но это ж Алтын, когда дело касается его — предсказать ничего невозможно, только знай наверняка, что «спасибо» и «пожалуйста» ты услышишь в любом случае. — Старый я уже лапоть. Как колено?
— Хорошо. Спасибо, — Отабек не отводит глаз от Юркиного лица.
— Чо, рад видеть?
— Очень, Юра, — и только сейчас смущённый Алтын прячет взгляд. А ещё он стесняется своей слабости и неполноценности, косится на костыли.
— Поправляйся скорей, пересечёмся как-нибудь в Москве, я вроде как пока на передовую не собираюсь. Вот поправишься, восстановишься, и вместе рванём людей спасать, — Отабек смотрит удивлённо, пока до него не доходит весь смысл сказанных Юрой слов. Вместе.

[Retnara]

*хомяк издох от привалившего счастья*

[анон под кумысом]

если честно - панику, граничащую с истерикой

Laise, лучи поддержки вам.

Пы.Сы. Таланту вам не занимать

[Drumergirl]

потрясно, просто потрясно!!! Кумыс в таком АУ смотрится идеально!! дорогой автор, на самом интересном месте, а еще, а?))))

[Kaly]

Оооо, какое продолжение!
Только куда же капитану с раздробленным коленом воевать?

[Retnara]

Только куда же капитану с раздробленным коленом воевать?

Никуда. Даже если будет искусственный сустав. Так что кончилась его военная карьера. Ну, наверное и к лучшему. А вот за Юрку стремно. Налезет же рано или поздно.

[анон под кумысом]

Retnara, хомяк, живи!!

Drumergirl, есть такое ощущение, что кумыс в любом АУ будет смотреться идеально всё зависит от того, как его подавать))) Спасибо огромное, что читаете

Kaly, спасибо

Только куда же капитану с раздробленным коленом воевать?

Никуда. Даже если будет искусственный сустав. Так что кончилась его военная карьера. Ну, наверное и к лучшему.

Retnara, Kaly, после ваших замечаний я просто обязан писать дальше Хд

А вот за Юрку стремно. Налезет же рано или поздно.

Автор очень любит в ангст, я бы с мазохистским удовольствием доктора покалечил, но, я ж не для себя пишу))

[Kaly]

я бы с мазохистским удовольствием доктора покалечил, но, я ж не для себя пишу))

Свят-свят
Не надо больше никого калечить.
А вот если Юрку в плен злобные враги захватят, я бы почитала. А он и там героически лечил бы раненых плохишей, потому что он в первую очередь доктор, а потом уже всё остальное. А героический капитан (я бы его за боевое ранение в звании до майора повысила), разработал бы план операции по освобождению доктора.

[Magic Dragon]

Замечательное исполнение! И продолжение, и продолжение продолжения тоже замечательные!

[clamenti]

Автор, у меня слов нет, это просто потрясающе

[a girl. a liar.]

[анон под кумысом]

Не надо больше никого калечить.

Kaly, уговорили!)
а над вашей идеей к продолжению я хожу кругами, голова устала думать

Magic Dragon, спасибо огромное! погладили автора по шерстке

clamenti, спасибо вам Мне очень приятно такой красивый Юрочка у вас на аве, хотя, о чём это я, он всегда красивый

a girl. a liar., спасибо

[Kaly]

над вашей идеей к продолжению я хожу кругами

Идея, идея, И де я нахожуся? ©
Если идея выльется в еще одно продолжение, будет круто.

И если продолжение будет не по этой идее, тоже ОК.

[анон под кумысом]

Kaly,

[валина и мишня]

Очень понравилось. А с пленом прекрасная идея.

[анон под кумысом]

валина и мишня, спасибо))